|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
«Необыкновенный подарок» Дэй Леклер читать онлайн - страница 1. Подарок читатьЧитать онлайн книгу «Подарок» бесплатно — Страница 1Александра Плен ПОДАРОК «Я сейчас умру». Ну вот, наконец хоть одна разумная мысль проявилась в моей больной стукнутой голове. Несколько секунд назад самолет основательно тряхнуло и меня крепко приложило об иллюминатор. До этого момента я отупело наблюдала за всем этим бедламом. И где же вся жизнь, которая должна пронестись перед моими глазами в последние секунды перед смертью? Перед глазами упорно маячило кресло с воткнутым рекламным проспектом и периодически проявлялся сосед слева, который настойчиво пытался кому-то позвонить, у телефона были наверное другие планы, так как выскальзывал он из трясущихся рук регулярно. Я могла бы подсказать, что на высоте десяти километров сотовую связь телефону не обнаружить никак и все это бесполезно. Но пусть лучше занимается этим, чем в панике носится по салону, как большинство пассажиров. Когда замолчали оба двигателя и наступила тишина — только дурак не сообразил бы, что происходит что-то необычное. Я то дурой не была. И в школе, и в институте училась вполне прилично, поэтому результат отказа двигателей представляла четко. Но было по-детски обидно — умереть в тридцать два года, это верх подлости и несправедливости. Такая подстава — последнее, что увидеть в жизни рекламу шампуня для волос. Оставалось может несколько секунд жизни. Прискорбно… Отпуск удался. Первой мыслью стала «Я существую, я себя помню! Наталья Воронина, тридцать два года, Москва, Россия, улица Орловская, дом 50, квартира 45. Мама, папа, сестра, друзья, работа». Правда что-то постоянно исчезало из памяти, я чувствовала, просачиваются как через решето воспоминания, растворяется в небытии что-то дорогое, близкое, и я становлюсь меньше и легче, истончаюсь как проколотый шарик. Не хочу! не хочу забывать! Я постоянно твердила как заведенная — Наталья Воронина, тридцать два года, Москва, Россия… Вокруг меня звучали мысли, вспыхивали эмоции, проносились обрывки чьей-то памяти, отголоски страха, боли. Все смешалось, перепуталось. Меня стало тянуть как магнитом куда-то в центр, к чему-то родному, ласковому и прекрасному. Оно меня любит, оно ждет… Меня окутало неимоверной заботой и покоем. Приблизиться, раствориться, растаять в бесконечности… исчезнуть? нет, не дождетесь! я сопротивлялась как могла, упрямства во мне было всегда с излишком, Наталья Воронина, тридцать два года, Москва… А что это Москва? Где это? Я испугалась, еще чуть-чуть я меня поглотят и я перестану существовать как личность, как отдельная единица. Вдруг на краю сознания пронесся обрывок голоса/звука/мысли. «И как это понимать? Что делала самолете нейтральная условно светлая? На борту были только проявленные темные». «Это случайно. Ошибка в расчетах. Ты же знаешь, что нейтралы не определяются как светлые или темные, нет у них ярко выраженных хороших или плохих поступков, поэтому при определенных условиях они могут попадать в расходники, у нее сработал фактор внезапности». Это про меня что ль? Мне вдруг представились двое коммутаторов на телеграфе, которые сортируют входящих и исходящих. Я заинтересовалась, попыталась вычленить этот голос из многих, отлетела-переместилась ближе. Да, еще помню как оказалась на борту этого самолета, только благодаря своему абсолютному упрямству и настойчивости. «И что теперь с ней делать? Ей еще себя проявлять, назад не вернешь уже…» «Куда-нибудь пристроим…» «Так, характеристики, темперамент, личностные качества, характер, принципы… Все, нашел, в системе Альфа 51 срочно требуется женская душа, нужные характеристики совпадают, надеюсь она достаточно уже здесь, чтоб все забыть?» «Конечно, память приведена в нулевое состояние. Начинаем переброс…» Это у меня что-ль нулевое состояние? Я не дала поглотить себя панике. Наталья Воронина… тридцать два… или тридцать три года, мама, папа, отлегло, что-то помню… Вспышка, и я опять перестала существовать… Было ужасно больно, когтями рвало грудь, горло горело огнем, зверски болела голова… Я лежала на чем-то твердом и мокром, острые камешки впивались в спину. Холодно… Как же дико холодно… Спустя какое-то время пришло понимание, у меня есть тело и оно мучительно болит… Что произошло? Вокруг меня суетились люди, Кричали, На меня? Друг на друга? Пока я ничего не понимала. В первые секунды я судорожно старалась не забыть, кто я… Наталья Воронина, тридцать два года (вроде), Москва… Помню! Ура! Какое счастье помнить. Потом, немного успокоившись, я начала различать звуки, звуки через какое-то время начали складываться в слова… Понимание приходило постепенно. Мужской грубый «Вы с ума сошли? Что скажет льера?» Тоненький (мальчишеский) «Она сама захотела, мы отговаривали, она прыгнула в самый омут, мы не при чем», хныканье… «Святая Мать, а если она не очнется? Завтра помолвка, нас растерзают. Что будет!» Больно ударили по щеке, раз, второй. Я с трудом разлепила глаза… Надо мной склонились две мальчишеские физиономии. В глазенках страх и паника. Справа сидел грузный немолодой мужчина с отведенной для повторного удара рукой. «Не надо бить, больно», хрипло прошептала я… Одна часть мозга отстранено фиксировала происходящее — рядом со мной трое человек, два полураздетых мальчика где-то семи и десяти лет, в мокрых штанишках, с волос капает вода (купались?). Мордашки похожи как две капли воды (братья?). Мужчина. Пожилой, с неподдельным беспокойством, озабоченностью, и каким то диким облегчением на лице. Одет полностью, прилично. Отец мальчиков? Не похож… Что они такие перепуганные? Что-то произошло? Я лежу на земле, в мокрой тяжелой одежде, голова раскалывается, в глазах огненные вспышки, как при сильной мигрени. Тонула? Ударилась? Другая часть меня отметила, что хоть и с трудом, через пару секунд, но я понимаю их язык, правда еще не определилась какой, но точно не русский… И тело может и не мое, но человеческое — две руки, две ноги, голова… Мужчина был одет странно, не современно, какой-то камзол на завязках, высокий воротник, широкие брюки. Вдруг мои наблюдатели встрепенулись. К нам бежали люди. Женский голос с истерическим надрывом, издалека «Деточка моя, бедненькая, золотце мое, да как же это! Что они с тобой сделали!» «Она сама!» опять завопили мальчишки. «А вот этого больше говорить нельзя, никому и никогда, вы поняли?» тихо, с нажимом сказал мужчина. Мальчишки опустили головы «Поняли, помолвка». О чем это они? какая еще помолвка? Ладно, разберусь по обстоятельствам, главное — жива. Через пару секунд возле меня на колени упала пожилая полная женщина, на морщинистом лице неподдельное горе, «Девочка моя, как же ты могла? Вчера говорила, но я не поверила? старая дура» всхлипывая рыдала она. Мать? Вряд ли, может бабушка? Мужчина поднялся «Ладно, прекратили вопли, нужно доставить льеру домой, пока тут весь замок не оказался. И лекаря срочно», в сторону «Эмма, хватит ныть, жива твоя деточка. И лучше не распространятся что здесь произошло». Меня подняли на руки и понесли. Я то отключалась, что опять приходила в себя, боль накатывала волнами, видимо ударилась таки сильно, висок пульсировал адски, тошнило. Похоже сотрясение… как минимум… Очнулась я во второй раз уже в кровати. Рядом сидела виденная ранее женщина, Эмма, кажется. Гладила меня по волосам и тихонечко всхлипывала… Голова болела меньше? но все равно было паршиво. «Сейчас, сейчас, милая, за доктором уже послали». Ну вот, оказывается загробная жизнь существует! Прекрасно, только поделиться этой новостью не с кем… Двери комнаты распахнулись. Вошла незнакомая женщина, вернее сказать — вплыла. На миг я даже ослепла. Дама была изумительно хороша… Одета в роскошное пышное платье, обвешанная драгоценностями, как адмирал орденами на параде. Таких абсолютных красавиц не бывает! Все модели, киноактрисы, королевы красоты, увиденные в журналах, высмотренные из интернета, по телевизору не шли ни в какое сравнение с этой женщиной. Мне, с моей довольно привлекательной внешностью, приходилось последние десять лет постоянно следить за собой, макияж, стрижки, салоны красоты, не скажу, что природа отдохнула на мне, нет. Симпатичное личико, стройная фигурка. С умело наложенным макияжем и правильно подобранной одеждой, даже можно было назвать хорошенькой. Но сравнивать себя и эту женщину было бы смехотворно. У меня аж голова на миг от зависти перестала болеть. Не думайте, мне нравятся исключительно мужчины, но я понимаю, вижу и ценю красоту во всех ее проявлениях — идеальное сочетание черт лица, причем, явно природное, великолепная фигура, горделивая осанка, грациозность и плавность движений, белокурые волосы уложены в сложную прическу. Все в ней говорило о породе. Великолепие одежды и обилие драгоценностей кажется только отвлекали взор от этого совершенства. «Доченька, дорогая», — пропела эта королева. «Ах, ну вот и маман пожаловала», — вздохнула я. Странно было видеть женщину почти моего возраста, то есть слегка за тридцать, говорящую мне «доченька»). И тут же строже: «Эльвиола, как ты могла? Мне сказал Диомирис, что ты сама прыгнула в воду, мы же говорили с тобой, как важна для нас эта помолвка, ты пообещала не делать глупостей». Я неразборчиво что-то пробормотала. Неужели моя предшественница была самоубийцей? Вот влипла… Ну хоть имя свое узнала и то хлеб — Эльвиола… Увещевания продолжались «Ты хоть видела себя в зеркале? Ужас! Во что ты себя превратила! Смотреть страшно». У совершенства может быть стальной стервозный голос? «Сейчас придет доктор, к завтрашнему дню ты должна выглядеть достойно, что бы нам не было стыдно за тебя. От твоего отца я скрою этот маленький инцидент. Твои братья тоже будут молчать…» Потом совершенство повернулась к слугам и уже громче «А вы куда смотрели, растяпы, я же предупредила — не спускать с нее глаз!» Мужской голос попытался оправдаться «она же купаться пошла, не мог я следом то… Как только прыгнула, я тут же за ней, еле спас». «И еще», — перебила маман, «о том, что произошло — ни звука, иначе пожалеете». Все кто был в комнате (теперь я разглядела мужчину, который меня нес, Эмму и еще пару (слуг?) судорожно закивали головами. «Отдыхай, Эльви», теперь голос звучал ласково. «Завтра перед помолвкой, я зайду». И уплыла… Не фига себе, дочь почти при смерти, а она зайдет завтра. Моя мама бы всю ночь сидела у кровати… Сердце сжалось от нахлынувшей тут же тоски. Как ты, мамочка? Теперь, наверное, уже все знаешь. Самолет, авария, хлынули слезы, как будто только ждали команды… Опять запричитала Эмма. И понеслось. От неумолимо приближающейся полноценной истерики меня отвлек приход врача. Странный какой то доктор. Молодой парень, от силы лет двадцати, с пустыми руками, и скучающим красивым лицом… После некоторого времени, наконец я сообразила — лечить меня будут магически! В этом мире есть магия? Маг, он же доктор, выставил всех за дверь, молча поводил надо мной руками, ощупал голову, хмыкнул, опять поводил руками, теперь вокруг головы. Короче все лечение заняло от силы минуты три… Шикарно! Тут же вспомнила иголки, горькие таблетки в моем мире, стало обидно… Уже проваливаясь в сон, пришла очень умная мысль — жить оказывается хорошо, снова… * * *Проснулась я полностью здоровой и полной сил. Пока я спала, за окном опустился вечер. В комнате было тихо и темно. Рядом дремала Эмма (статус я ей определила как няня или кормилица). Не знаю, чем и как меня лечили — чувствовала я себя превосходно. Самое время подумать и оценить обстановку. Итак, что мы имеем. В активе — я жива, относительно здорова, молода. Видимо богата, или дочь богатых родителей (что тоже неплохо). Надо мной трясутся, мной дорожат, значит я много значу и важна для них (хотя может меня завтра в жертву принесут, поэтому и берегут, но это маловероятно). Далее, понимаю язык (про читать-писать пока не скажу, пока не увижу книги или что-там у них вместо книг). В этом мире есть магия, лечение быстрое и безболезненное. У меня есть братья (наверное те двое мальчишек, с которыми я ходила на пруд). Это хорошо, детей я люблю, у самой была младшая сестренка. Что еще… Да, как говорили те двое коммутаторов, я попала сюда для какой то миссии, им нужна была женщина с моим характером для чего-то… Значит я здесь не просто так, у меня есть цель. Осталось только понять, какая. В пассиве — у себя дома я погибла. Я помню дикую головную боль, теплые ручейки крови, текущие из ушей по шее, помню невыносимую тяжесть, от которой лопаются сосуды и выворачивает на изнанку… Я помню крики людей и запах бесконечного всепоглощающего ужаса, захлестнувшего салон самолета. От которого стынет кровь и останавливается сердце… Все… Нужно смириться, что родителей я больше не увижу и назад не вернусь. Попробовать умереть здесь и опять попасть в распределительный центр? Нет, так рисковать — чистое безумие. Задавила в себе опять просыпающуюся истерику. Здешняя я потеряла память. То есть, я не знаю как зовут моих родителей, друзей, что происходит в мире, какие тут порядки и законы. Может быть здесь процветает рабство, многоженство или еще что похуже… Я не знаю как я выгляжу, хотя зеркало то найти думаю, не проблема… Да, еще какая то важная помолвка завтра. Поскольку на меня все горестно смотрят и Эмма через каждые пару минут причитает «бедная девочка», думаю помолвка не с принцем на белом коне. Вероятно династический брак с не очень приятным человеком, если даже моя предшественница решилась попрощаться с жизнью. Хотя мой прошлый характер — тайна покрытая мраком, может я закатывала истерики и пыталась само-убиться от сломанного ногтя? Ничего, завтра все разъяснится. Главное — помалкивать, внимательно слушать и делать выводы. В свои тридцать два года я трезво смотрела на жизнь и понимала, что встретить «прекрасного принца» проблематично даже в параллельной реальности. Насмотрелась на всякое. И ничего страшного в браке (даже с нелюбимым человеком) я не видела. По сравнению с авиакатастрофой — так, мелкие неприятности. За возможность второй жизни, я бы вышла замуж и за восьмидесятилетнего дедушку. Да и развод научил меня философски относиться в проблемам. Как говорила моя подружка Светка — «Каждая уважающая себя женщина должна хоть раз в жизни выйти замуж и развестись!». Сама она следовала своему постулату уже в третий раз, и каждый раз убеждать себя и меня, что вот он единственный и неповторимый! Я ужаснулась, они же себя обвиняют в моей смерти! Светка, Лена и Юля подарили мне на день рождения путевку в Таиланд, в один голос утверждая, что лучшее лекарство от депрессии — смена обстановки, желательно на море, под пальмами. Отбиться от троих, настойчивых в своей заботе друзей, даже с моим фантастическим упрямством было не просто и я согласилась. Путевка (как я самодовольно тогда предположила) станет последним завершающим штрихом в новой замечательной жизни — новая работа, новая квартира, новый бойфренд… Прошел год после тяжелого развода, наконец улеглась тоска по семи годам потерянной жизни, самобичевания и битье головой об стену (какая у дура) в прошлом. Я сменила работу, теперь я учитель математики в престижном московском лицее. Взяла в кредит миленькую квартирку (родители помогли) и заявила себе и миру — вот она я, новая Наталья Воронина! Успешная, молодая, самодостаточная женщина на пороге новых свершений. С детства я искренне считала, что мир вертится исключительно вокруг меня. Солнце встает и садиться по моему высочайшему соизволению. Единственный, любимый и долгожданный ребенок в семье — прямое следствие развития у оного обостренного чувства эгоизма. Двадцать три года я сидела у папы и мамы на шее в прямом смысле этого слова. Все мои прихоти выполнялись, любые желания реализовывались. Я могла закатить истерику с воплями на весь магазин только потому, что у купленной десятой по счету куклы за эту неделю недостаточно длинные волосы. Когда я увидела у подружки пианино, я загорелась стать великой музыкантшей. Музыкального терпения хватило мне на целые полгода, а купленное пианино долго мне потом мозолило глаза и портило интерьер в комнате. После, лучшим применением моих великих талантов стало рисование — меня отдали в художественную школу. Хореография, верховая езда, вышивание гладью, искусство дизайна. Везде я промурыжилась по полгода, так ни на чем и не остановившись. У меня это называлось — поиск себя. Воспитывали меня родители в основном добрым словом, увещеваниями и собственным примером. По-моему, ремень иногда принес бы больше пользы. Папа был деканом в Институте искусств и художественного образования, мама работала там же преподавателем изобразительного искусства, поэтому ругательств и рукоприкладства в доме не позволялось, но у меня иногда от их вежливости сводило зубы. Девочка я была бойкая, острая на язык и креативная на поступки. Ни во что серьезное я не влипла по дурости только из-за своей удачливости и наличия мозгов. Но нервы я потрепала родителям знатно. Вся моя бравада кончилась в один момент — мама в сорок лет родила сестренку. Мне к тому времени стукнуло двадцать. Сказать, что я разозлилась — ничего не сказать. Истерики родителям, уход жить в общежитие при институте, другие образцово-показательные выступления. Как же, я, и вдруг на вторых ролях! К моему чудовищному эгоизму приплюсуйте ослиное упрямство и будет полный комплект. Мой мир поколебался и впервые я задумалась о том, что я — не центр вселенной. Вообще то центр, но исключительно для себя, а для других — увы. Сейчас я благодарю Бога, что родители решились на второго ребенка, что теперь у них есть Машка, так как меня уже с ними нет. Мой демарш против несправедливости в семье ничего не дал — я смирилась с существованием сестренки и даже полюбила это маленькое исчадие ада дубль два. Школу я закончила с золотой медалью, институт с красным дипломом. Чего у меня было не отнять — учиться я любила всегда. Каждая новая книга, каждый новый открытый учебник и новый предмет погружали в таинственный мир неизведанного и притягательного. Это не мешало мне каждый семестр встречаться с новым парнем, отрываться с подружками на дискотеках, регулярно влюбляться и так же регулярно расставаться. Замуж я вышла на пятом курсе за однокурсника. Все подруги выходили, и я «за компанию». Казалось, даже была та самая «большая любовь…» Саша был умен, воспитан, говорил красивые комплименты, дарил подарки и носил меня на руках, что моему себялюбивому существу было ну очень приятно. Правда поносил-поносил и перестал где-то на третьем году семейной жизни, но это уже другая история. Дальше пошла обычная рутина. За семь лет брака я приобрела огромный опыт копания в интернете в поисках изысканных кулинарных шедевров, красивых интерьеров, духовного самосовершенствования — как не надоесть мужу и всегда быть желанной в постели. Я научилась отлично готовить, наконец закончила курсы кройки и шитья (так как жена должна уметь и иголку в руках держать, не только поварешку) накладывать потрясный макияж, вкалывала на тренажерах совершенствуя фигуру, ходила по салонам красоты, вообще делала все, чтобы быть достойной… Шла по проторенному тысячами женщин пути среднестатистической жены. Брак, это прежде всего тяжелый труд, трудиться из нас никто не желал и закономерно через семь лет я обнаружила, что не одна у мужа. Наверное, это было логичным выводом из той рутины и однообразия, которые поглотили нашу семью, но если честно, была рада, что появился повод разбежаться. Детей у нас не было — как то не сложилось, уважения и понимания тоже, я думала и не могла вспомнить, когда мы последний раз были вместе, просто разговаривали, целовались, гуляли. Помада на рубашках, вечерние совещания, поздние смс — все слилось в единый клубок ошибок и вранья. В общем и целом девушка я решительная и ровно на свое тридцатилетие, через месяц после окончательного разговора с Сашей по душам, оказалась свободна от брачных уз. И тут началось самое интересное. Вдруг, только после развода я начала понимать, что жизнь в одиночестве бессмысленна и пуста, цели в ней я не вижу и что делать — не представляю. Отыгрывать назад было поздно, да и как то не эстетично. Родителей напрягать со своей депрессией в тридцать лет бессовестно, особенно помня, что я им устраивала в переходном возрасте. Осталась я один на один со своими проблемами и разбираться пришлось с ними самой. Вспоминая, я удивлялась, что большинство событий мне сейчас представляются как размыто и поверхностно. Эмоции не терзали душу, даже воспоминания о родителях были хоть и с примесью тоски, но не болезненной и непереносимой. Все-таки нахождение в том распределительном центре забрало у меня часть воспоминаний вместе с чувствительностью и эмоциональной окраской. А ведь они правы, я нейтральная, я ни разу в жизни не сделала действительно хорошего бескорыстного поступка. Нет, я ни кого не убила, не воровала, не лгала (ну если так, по мелочи), не предавала, не изменяла мужу, я плыла по течению всю жизнь, ни злых, ни добрых поступков в моем активе нет. Когда Светка попросила пару дней посидеть с ее больной матерью, у нее был завал на работе — я отказалась (не люблю болезни и больных людей), с сестрой я сидела только по слезной просьбе родителей, а не по велению сердца. На работе сторонилась близких отношений, не нужны мне душещипательные дружеские посиделки и копания в эмоциях — я сама по себе. Просьбы подруг игнорировала, ссылаясь на занятость на работе, после первой же серьезной проблемы в семейной жизни — сбежала от трудностей, самым простым выходом казался развод. Кстати после него и начался самый тяжелый период в жизни — денег не хватало, работать я за время супружества отвыкла, а тратить наоборот. Пришлось снимать квартиру (не поеду же я к родителям под крыло — не солидно и гордость не позволяла в тридцать то лет), на еду денег уже не оставалось, про элитную косметику и фитнесс клубы пришлось забыть. Зато после этого годичного периода «бедности» я научилась бережному отношению к заработанному. И потом, уже когда денег стало больше, я как хомячок прятала по углам заначки и копила в банке на черные дни. Сейчас я понимаю, что эти трудности заставляли меняться, подстраиваться под обстоятельства, закаляли характер, по капле выплавляли из меня эгоизм и себялюбие. Подруги помогали, как могли — водили на эзотерические лекции, подсовывали психологическую литературу, пытались знакомить с одинокими мужчинами… На мужчин смотреть не могла, зато остальное, думаю, сделало свое дело. Работу я нашла отличную. Такого трудоголика, как я после развода надо было еще поискать. По двенадцать часов в сутки каждый день, чтобы не возвращаться домой в съемную квартиру — легко! Выйти поработать на выходные — с радостью! На праздники посидеть с отчетом — конечно! Не удивительно, что начальство меня берегло и ценило. И, наконец, через год с небольшим, я очнулась, прислушалась к себе и обрадовалась — от депрессии ничего не осталось, боли больше нет, и время действительно лучший лекарь. На работе ко мне подкатывал уже несколько месяцев зам директора… Тоже в разводе, симпатичный около тридцатилетний мужчина. Пора было заняться личной жизнью… Пару свиданий в кафе, один поход в театр… на том, к сожалению мой новый роман и прекратился… Девчонки подарили путевку… Как я оказалась на том самолете… действительно случайно. До окончания путевки оставалось пару дней, когда по скайпу со мной связался мой шеф. Лидок сломала ногу, у Семена Ивановича теща попала в больницу, остался один учитель математики на весь лицей — и это я. Только я могла спасти нашу знаменитую школу от позора. Я сама была не против улететь по-раньше. Отдыхать одной — скучное занятие… В аэропорту свободных мест на ближайшие рейсы в Москву не было и я попыталась найти обходной маршрут. Только сейчас я понимаю, что сотни «нет», сказанные мне в тот вечер персоналом аэропорта, всеми этими менеджерами, кассирами, администраторами должны были меня остановить, дать поразмыслить, успокоиться и подождать. Но нет… В этот раз мое упрямство зашкаливало. Я нашла таки рейс, число случайно, подслушав разговор в туалете, девушка сказала, что сдала билет, так как отравилась и ее рвет уже несколько часов, а до вылета тридцать минут. Правда рейс был не прямой, до Анкары. Но там, я знаю, летают до Москвы гораздо чаще, и я улечу без проблем. Я запомнила рейс и понеслась к кассе. Естественно никто билет мне продавать не собирался, уже началась посадка, но не на ту нарвались. За десять минут я успела устроить грандиозный скандал, получить билет и сеть в самолет. Даже погордилась собой чуток… Слегка удивилась, что на борту не заметила ни единого ребенка вот пожалуй и все… * * *Пока я вспоминала, за окном опустилась ночь. Спать уже не хотелось совершенно, любопытство толкало к свершениям. Для начала, я хотела увидеть как я выгляжу. Я во общем то была не против любого облика, главное, чтоб не сморщенной старухи или инвалида. Значит нужно поискать зеркало. Едва я поднялась с постели, Эмма встрепенулась. «Деточка, ты проснулась? Радость то какая, милая, у тебя ничего не болит?..» Словесный поток излияний о моем здоровье можно было только прервать радикальным методом. «Няня (надеюсь правильно назвала), подведи ка меня к зеркалу, мама сказала, что я плохо выгляжу», — захныкала я. Зеркал оказалось в комнате много, даже слишком. Комната представляла собой скромненький такой будуар гламурной блондинки этак пять на пять метров. Два огромных окна, монументальная кровать с пологом, преобладающий цвет — белый и розовый, везде разбросаны подушки, на полу пушистый белый ковер, вышитые цветочные узоры на стенах, обтянутых бледно-розовым шелком и зеркала, много зеркал — по паре штук на каждой стене, еще и расставлены по будуарным столикам. Я сползла с кровати, чуть не грохнулась, запутавшись в длинном подоле ночной рубашки, подошла к ближайшему. «Твою мать!» Думаю, Эмма не поняла, что это было за ругательство, поняла только что я в шоке, поэтому тут же стала причитать «Ничего, Эльви, милая, завтра ты станешь как прежде, мы еще раз позовем доктора, он подправит царапинки, что остались, поспишь, отдохнешь, примешь ванну… и прочее прочее…» я уже ее не слушала, я смотрела на девушку в розовой ночной рубашке, отражающуюся в зеркале и тихо млела. На меня из зеркала смотрела кукла Барби в полный рост, этакий золотоволосый ангелочек. Такие же, как у маман прекрасные длинные волосы, изящный носик, тоненькие, кокетливо изогнутые брови, пушистые густые ресницы, большие голубые глаза на фарфоровом личике. Только детская припухлость щек и губ отличает от более зрелой и совершенной красоты матери. Изящная фигурка молодой девушки, только-только вошедшей в женскую пору. Я подняла руку, девушка в зеркале сделала тоже самое. В общем если бы я знала, что это зеркало, подумала, что я смотрю на нарисованную картинку, потому как по мне, слишком она была нереальна и воздушна. На вид лет семнадцать-восемнадцать. Может меньше, так из глаз девушки на меня смотрела опытная, умудренная жизнью женщина. И это слегка прибавляло годков. Еще один минус, отметила я — актерский талант отсутствует напрочь, проверено путем многочисленных театральных капустников в школе и институте. Нужно срочно научиться прятать взгляд, слишком он уж взрослый. Пока я говорила мало, смотрела в глаза другим и того меньше, и все сквозь полуопущенные веки. Но что будет дальше? Смотреть в пол лет десять? Да, и где она увидела царапинки? По мне, хоть сейчас на подиум… Трудно будет с такой внешностью заставить относиться к себе серьезно. А что, в принципе, это мне даже на руку — пусть все видят рафинированную наивную куколку, так что мои будущие промахи и неудачи (в виду отсутствия знаний в этом мире) спишем на блондинистую глупость. Пока я медитировала перед зеркалом, в комнату тихо просочилась служанка с ужином на подносе, после нее на пару минут забежали мальчишки, чтобы страшным шепотом поведать, что оказывается я-то на самом деле умерла. Я лежала мокрая, холодная и не дышала, и сердце не билось — они слушали. А если бы все-таки не очнулась, то завоевала бы титул пятой по счету девицы, с разбитым сердцем, которая сгинула в этом пруду. «Прудик, то пользуется не хилым спросом», подумала я. Братья, а их звали Диомирис и Эттаниель, рассказав жуткие новости, спешно ретировались. Как оказалось им строго-настрого запретили даже приближаться к моим покоям. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 www.litlib.net Необыкновенный подарок читать онлайн - Дэй ЛеклерДэй Леклер Необыкновенный подарок Пролог Дворец Хайдара в Королевстве Рахман — Зара, я благодарна, что ты все-таки приехала с визитом к нам. — Раша, несмотря на беременность, грациозной походкой шла навстречу гостье, протягивая ей руки. — Мы не были уверены, что твой отец позволит тебе сделать это перед свадьбой. — Честно говоря, я не рассчитывала на столь теплый прием, — отвечала Зара, с трудом сохраняя безмятежное выражение лица и сдерживая выход мятежных эмоций. Она уже достаточно напрактиковалась в этом — жизнь заставила. — Мой муж… — Губы у Раши задрожали, но она тут же взяла себя в руки. — Мой муж и я всегда тебе рады. — Спасибо. — В эти слова невозможно было поверить. Абсолютно невозможно для нее. — Весьма любезно с вашей страны. — Хаким желал бы прямо сейчас встретиться с тобой. — Я жду этой встречи, — с готовностью ответила Зара, сама удивляясь своей неожиданной способности лгать не моргнув глазом. Больше всего на свете ей хотелось истошно завопить и отказаться от предстоящей встречи. Но Зара знала: подобное поведение для нее непозволительно. Никто не смел ответить отказом на просьбу короля Хакима бен Абдулы Хайдара. Тем более женщина в ее положении. Но Заре сейчас хотелось именно этого. Хотелось больше всего на свете. — Как поживает твоя семья? У вас все в порядке? — спросила Раша. — Спасибо, все хорошо. Дела у отца и братьев идут успешно. — Несмотря на все годы ее феминизма, она не смогла бросить сухое «как всегда». Раша было улыбнулась, но вовремя спохватилась. — Нас очень огорчила весть о смерти твоей матери. Зара не сомневалась ни секунды в искренности ее слов. Будь мать жива, нынешняя ситуация никогда бы не возникла. Мать удержала бы отчима от столь необдуманного и поспешного шага. Весь прошедший год Кадару пришлось заниматься укреплением политических позиций своей семьи, но уже в отсутствие отличавшейся здравым умом и состраданием к другим матери Зары. Зару же, словно агнца, принесли в жертву на алтарь амбиций Кадара. — Спасибо. Мне ее очень недостает. — Ты можешь считать нас своей семьей, — тихо пробормотала Раша. Зара, не зная, что на это ответить, молча следовала за гостеприимной хозяйкой анфиладой залов, все больше углубляясь в женскую половину дворца. Хозяйка являла полную противоположность Заре. Это была великолепная женщина экзотической красоты. Темные волосы оттеняли золотистые плечи. Она несла с достоинством свою пышную фигуру Женщины Королевства Рахман гордились дородством, но Заре эта гордость была непонятна. — Хаким ожидает нас в моих покоях. Мы заняты выбором подарка ко дню рождения его двоюродного брата. Ты, возможно, была еще слишком мала тогда, чтобы запомнить Малика? Малик — Зара постаралась скрыть волнение при упоминании этого имени. Возможно ли, что Раша говорит о человеке, считавшемся карой Божьей, ниспосланной Королевству Рахман? Имя Малика редко упоминалось в присутствии Зары. С самого раннего детства ей внушали, что Малик порочный, бесчестный человек, чьи помыслы направлены на то, чтобы уничтожить Королевство Рахман, разорить и погубить отчима Зары и всех его детей. Хуже того, Малика считали убийцей. — Когда-то он являлся претендентом на трон. — Зара с любопытством взглянула на Рашу. — Я права? — Да. Если бы он не отрекся от трона, вполне вероятно, что я стала бы его женой, а не Рахима, — в глазах женщины появился почти ужас. Она вздрогнула. — Не могу представить себя замужем ни за каким другим мужчиной. Эти слова подтвердили догадку Зары: Раша боготворила своего мужа. Каждый ее взгляд, жест и каждое слово, обращенные к нему, были наполнены любовью. — Значит, тебе посчастливилось, что он отрекся, — согласилась Зара и не утерпела, чтобы не спросить: — Но зачем же твой муж готовит ему подарок? — Не верь всему, что тебе говорят. Хаким и Малик поддерживают очень близкие взаимоотношения, — последовал мгновенный ответ. — Мне казалось, что Малик покинул страну. — Да, он уехал в Соединенные Штаты ради мира и спокойствия на нашей земле. Но Хаким часто навешает его там. Как странно, подумала Зара и уже собралась задать Раше еще несколько вопросов, но та жестом пригласила ее войти в просторную залу. Король Хаким восседал в кресле, разглядывая с полдюжины стоявших перед ним женщин. Раша подошла к мужу и, к изумлению Зары, уселась на подлокотник его кресла. Ни одна из жен Кадара не посмела бы совершить такой дерзкий поступок. Даже его любимица, мать Зары, не позволяла себе подобного. Одна рука Хакима мгновенно обвилась вокруг талии Раши, а другая легла на округлившийся живот жены. — Она пришла, — тихо шепнула Раша. Хаким посмотрел в сторону Зары, и та, следуя традиции, заученно опустилась на колени и наклонила голову, не отрывая взгляда от пола. Через мгновение она услышала, как король поднялся с кресла и подошел к ней. — Встань, чтобы я смог увидеть твое лицо, — приказал он. Зара послушно встала. — Сними чадру. — Он повернулся к Раше. — Ты говорила ей, что вовсе не обязательно носить этот убор? — У нее очень строгий отец. Как только Зара стянула тяжелую чадру, Хаким коснулся кончиками пальцев подбородка девушки и приподнял его, вглядываясь в тонкие черты ее лица, потом неожиданно нахмурился и провел рукой по волосам девушки. Зара тут же вспомнила о суеверности жителей Королевства Рахман. Мужчина, решивший жениться, отказывался брать в жены рыжеволосую женщину. Рыжую считали сварливой, а нрав ее неустойчивым. И хотя Зара была скорее блондинкой, тем не менее блеск волос, напоминавший вспышки огненных молний, давал ей возможность жить спокойно… До нынешнего момента. — Ты согласна на этот брак? — спросил Хаким. Лучше бы он не спрашивал об этом, подумала Зара. Ей не хотелось лгать, у нее всегда плохо получалось. — Отец объяснил мне всю необходимость этого шага. — Но сама ты хочешь этого? Зара вспомнила мать, ее тонкую дипломатичность и умение искусно вести беседу. — Ваше величество, вы оказали мне честь. Я нахожусь не в том положении, что могу позволить себе отказаться. Мне уже двадцать два года. Я не замужем. В прошлом году умерла моя мать, и вся семья желает мне счастья. — А родственники твоего отца? Я имею в виду твоего родного отца, американца. У них нет желания встретиться с тобою? — Моя мать упоминала как-то о престарелой тетушке отца, которая приезжала на его похороны. Но прошло столько лет… Вряд ли она еще жива. — А родственники со стороны твоей матери? Что они говорят? — У меня есть бабушка. Но она поссорилась с моей матерью из-за того, что та вышла замуж за Кадара. Возможно, в один прекрасный день я повидаюсь наконец с бабушкой и смогу восстановить хорошие отношения. Хаким кивнул. Взгляд его не покидало беспокойство. — Что случится, если я сочту тебя неподходящей? — Если вы вернете меня, Кадара хватит удар. По тому мрачному выражению лица, с каким Хаким кивнул головой, Зара поняла: она не сказала ничего, что ему не было бы уже прекрасно известно. Отказ Хакима даст отчиму Зары необходимый предлог, чтобы начать вражду. Насколько Зара знала, в течение длительного времени Кадар вынашивает план захвата власти в Королевстве Рахман. — И он предупредил, — добавила Зара, — что при подобном повороте событий выдаст меня замуж за своего дядюшку. — Но ведь старику семьдесят! — возмутилась Раша. Зара улыбнулась. — А я не та женщина, которую большинство мужчин решится взять в жены. — Она посмотрела на Хакима. — Не так ли? — Мне не нужна вторая жена. — Голос Хакима стал мягче. — Но если бы я в ней нуждался, то остановил бы свой выбор на тебе. Ты довольно привлекательная. Зара взглянула на Рашу, удивляясь, как она выносит подобные заявления мужа. Но та согласно кивала, прекрасно зная доброту сердца своего супруга, добропорядочность всех его намерений и поступков. — Если бы в сложившейся ситуации появился другой выход, я воспользовался бы им. Но, к сожалению, мне не удалось переубедить своего отчима. Полагаю, и ваши попытки не увенчались успехом. В комнате воцарилась тишина. Но через секунду Хаким искренне рассмеялся. — Абсолютно никаким, моя дорогая невеста. — Хаким протянул Заре руку. — Пойдем со мной. Судя по всему, ты женщина рассудительная, поэтому хотел бы посоветоваться с тобой об одном деле. К нашему будущему оно отношения не имеет. Хаким подвел Зару к тому месту, где в ожидании стояли шесть женщин. — Я хочу послать своему двоюродному брату к его тридцатилетию особенный подарок. Подскажи мне, какая из этих красавиц, на твой взгляд, больше всего ему понравится? — Ты хочешь послать в подарок женщину? — У моего брата есть все, — в глазах Хакима появилась нескрываемая печаль. — Возможно, напоминание о родине обрадует его. — А как же эти женщины? Они-то не против стать подарком… для твоего двоюродного брата? — По неизвестной ей самой причине Зара не смогла произнести вслух имя Малика. — Почему они должны быть против? — удивленно спросил Хаким. — Им следует посчитать за честь, что одну из них пошлют к нему. Малик весьма красивый мужчина. — Слухи о нем не обошли Зару стороной, — пояснила Раша. — Слухи! — Хаким убрал улыбку с лица, и Зара увидела перед собой другого мужчину, совершенно не настроенного на шутливый лад. — В моем присутствии, Зара, запрещаю тебе пересказывать какие бы то ни было слухи о брате. В противном случае последует суровое наказание. Все истории о нем — ложь, распространяемая Кадаром и его сыновьями, чтобы дискредитировать моего двоюродного брата. Я этого не допущу. Я понятно изъясняюсь? — Да, Ваше величество, — прошептала Зара. Может ли быть это правдой? — подумала она. Неужели все истории о Малике, которые она слышала, ложь? Действительно ли все эти женщины хотят отправиться к Малику? Все, что она знала об этом мужчине, убеждало ее, что выбранную Хакимом женщину ждет невыносимая жизнь. Тогда почему они стоят и, непринужденно переговариваясь, смеются? — недоумевала Зара. Глаза их не источают слез, а губы не кривит гримаса отчаянья. Король тоже о нем хорошего мнения. Возможно, Малик не такой уж и плохой на самом деле. Совершенно неожиданно у Зары родилась идея. Абсолютно дерзкая по своей смелости. Зара решила помочь Хакиму и встать преградой на пути планов Кадара. Для осуществления своего замысла ей требовались только мужество, смелость и просто крепкие нервы. Одну за другой Зара оглядела всех шестерых претенденток, решая, какая из них наилучшим образом поспособствует успеху ее авантюры. Наконец она остановилась перед самой молодой из женщин, такой же стройной и такой же высокой, как и Зара. — Вот самая лучшая, — заявила Зара уверенно. — Ее зовут Матана, — сказал Хаким. — Муж погиб у нее в прошлом году, и она осталась одна, Честно говоря, я бы ни за что не остановил свой выбор на ней. Объясни, почему ты выбрала именно эту женщину? Зара впервые за все время визита улыбнулась королю, смотревшему на девушку в удивлении. — Я уверена, что эта красавица станет наилучшим подарком. Отправляйте ее, Ваше величество. Мое предчувствие меня не обманывает. Вы не пожалеете о сделанном выборе. Глава первая Сан-Франциско, Калифорния — Спасибо, что приняли нас, принц Хайдар. — Двое мужчин в традиционных одеждах Королевства Рахман остановились в дверях кабинета Малика Хайдара. — Али и Джамил, — представились они, — мы к вашим услугам. Малик жестом пригласил их войти. — Мне доставляет истинное удовольствие принимать вас у себя. — Малик действительно с радостью встречался с земляками, чьи визиты к нему были крайне редки. Гости опустились на колени и переломились в поклоне в знак уважения к человеку, бывшему когда-то наследником трона и какое-то время являвшемуся даже их королем. Белая отделка ворота у них обоих указывала на то, что мужчины родом с севера Королевства Рахман, а вышивка золотом косой полосы вдоль головных уборов определяла принадлежность к королевским слугам. — С каким делом вы ко мне пожаловали, джентльмены? — Движением руки Малик разрешил им подняться. — Мы здесь по поручению нашего короля, — объяснил Али, — который удостоил нас чести передать вам подарок ко дню вашего рождения. Малик улыбнулся, ощутив, как приятное чувство довольства вытесняет горькие воспоминания недавнего прошлого. Его двоюродный брат Хаким стал зачинателем этой ежегодной традиции. Вот уже десять лет подряд в июле к Малику прибывал подарок за несколько дней до празднования дня рождения. Что же ему подарят на этот раз? Книги для его библиотеки? Еще одно бесценное произведение искусства? Драгоценности, которые ему не нужны, потому что он их не носит? — Если вы дадите нам минутку, мы сейчас же принесем подарок. — Несомненно, это были отец и сын, настолько они походили друг на друга формой носа и разрезом глаз. — Он немного тяжеловат, — сказал старший, Джамил. Тяжеловат? Звучит интригующе, подумал Малик. — Пожалуйста, можете не спешить. — Малик сел за стол и снял телефонную трубку. — Элис, в течение ближайшего часа ни с кем меня не соединяйте, — приказал он секретарше. — И принесите три кофе, как только мои гости вернутся. Очень скоро Али и Джамил вернулись и внесли свернутый в рулон толстый ковер, без сомнения сотканный первоклассными мастерами. Чувство ностальгии охватило Малика. Когда-то он намеренно убрал из своего дома все предметы, напоминавшие ему хоть как-то о его прошлом. Вероятно, поступив таким образом, он совершил глупейшую ошибку, с грустью подумал Малик. Этот ковер станет настоящим украшением его дома. К тому же он уже определил для него подходящее место — в библиотеке перед камином. Мужчины опустили ковер на пол и быстро развернули его. Ожидания Малика оправдались. Но его поразил совсем не узор тканого произведения, а красота оказавшейся в нем женщины, которая мгновенно пала к ногам безмерно удивленного Малика. Тонкая чадра скрывала нижнюю половину бледного лица, растрепавшиеся длинные тяжелые волосы обвили стан. Во всем ее облике было нечто странное, но Малик никак не мог понять, что именно. Женщина тихо ругалась на родном языке Малика, Али и Джамил огрызались в ответ. Малик улыбнулся. Несомненно, задуманное романтическое появление. Клеопатры перед Цезарем не получилось. —… и речи не было о заворачивании меня в ковер! — продолжала возмущаться красавица. — Я могла задохнуться! Али от ужаса не мог прийти в себя, глядя на женщину. Наконец он посмотрел на Малика. — Примите наши извинения, принц Хайдар. Мы понимаем, что такая женщина вам не подойдет. Разрешите нам связаться с королем Хакимом и… — Вы ничего не скажете Хакиму, — оборвал его Малик. — Только поблагодарите его за щедрость. Раздался отчетливый стук в дверь. Секретарь Малика Элис переступила порог кабинета и тут же остановилась, едва не выронив из рук поднос, на котором стояли чашки с кофе. У нее перехватило дыхание, когда она увидела девушку, распластавшуюся у ног босса. Не веря своим глазам, она уставилась в немом вопросе на Малика. Он вздохнул. За восемь лет совместной работы у них с Элис сложились прекрасные отношения. Она была не только бесценным помощником, но оказалась и верным другом, на которого он мог рассчитывать и целиком полагаться в приютившей его стране. И сейчас эти отношения могли разбиться о препятствие недопонимания. — Извините, Элис. Этот подарок и для меня совершенная неожиданность. Прошу отнести кофе в соседнюю комнату, а два джентльмена пойдут вместе с вами. Я тем временем разберусь как следует со своим подарком, поэтому оставьте меня с ним наедине. — И он обратился к Али и Джамилу: — Идите за моим секретарем, скоро я присоединюсь к вам. Али и Джамил, обменявшись взглядами, низко поклонились и последовали за Элис. Малик, скрестив руки на груди, ждал, как дальше поведет себя его «подарок». Девушка медленно отодвинулась от ног Малика к самому краю ковра и убрала с лица растрепавшиеся волосы. Вуаль бедуинки, скрывавшая нижнюю часть ее лица, обрамляла теперь подбородок. Снова редкая, необыкновенная красота девушки поразила Малика. — Подойди ко мне, — приказал он по-английски и повторил то же самое на своем родном языке, на тот случай, если она не поняла его. Девушка, вздохнув, поднялась и направилась к Малику. Остановившись на некотором расстоянии от принца, она устремила на него взгляд зеленых с золотым отливом миндалевидных глаз. — Я вас представляла совсем другим, — заговорила она первой. Красавица хорошо говорила на языке Королевства Рахман. В отличие от Али и Джамила, акцент выдавал в ней южанку. Похоже, подумал Малик, женщину привезли из самого сердца пустыни, значит, эта бледнолицая красота появилась и расцвела под лучами испепеляющего солнца. Несомненно, она из тех краев, что подвластны Кадару. Малика охватило любопытство. Что может связывать эту девушку с Королевством Рахман? Почему именно ее Хаким выбрал ему в подарок? Если эта наяда прибыла с юга его родины, продолжал размышлять Малик, она наверняка слышала распространяемые о нем слухи. Тем более становится интересно, что ее выбрали в качестве подарка. Он уверен, что ни одна женщина из провинции Кадара не согласится добровольно предложить себя ему, Малику. Скорее всего, бедняжку принудили. — С тобой все в порядке? — Он жестом указал на ковер. — Тебе, вероятно, было не слишком удобно в пути. Хочешь чего-нибудь выпить? — Нет, спасибо. В ковре было не так уж плохо. Вот только одежда помялась. — Она поправила свой наряд и прибрала пряди волос. И в эту минуту Малик понял, что было неестественно в ее облике. Конечно же! На голове девушки был парик. Густые черные волосы явно не натуральные. История «подарка» все больше и больше увлекала Малика. — Честно говоря, я не ожидала, что меня завернут в ковер и превратят в некое подобие начинки в пироге. Странно, что я не задохнулась в дороге. — Надеюсь, идея сыграть роль Клеопатры была не твоей? — Нет. — Но что скажешь о парике? Его силой на тебя надели? В глазах девушки промелькнула тревога. Надеть парик придумала она, но она никак не ожидала, что ее секрет будет так быстро раскрыт. Что же ей делать? Если она сама не снимет парик, то Малик, несомненно, поможет сделать это. Она не сомневалась в его решимости. Все ее мысли ясно отражались на хорошеньком личике. Будь что будет, решила она, сорвала с себя вуаль и парик и отбросила их в сторону. Изумленный Малик увидел, как на плечи и спину девушки обрушился блестящий каскад пышных золотисто-рыжих волос. — Мои — рыжие, — вызывающе выпалила девушка, глядя прямо в глаза Малику. Да, подумал Малик, Хаким сделал ему сногсшибательный сюрприз! Чем же ответить на щедрость двоюродного брата? Десять лет, прожитые в Соединенных Штатах, сильно изменили восточную природу Малика. Он всегда боготворил женщин, но теперь ценил их еще больше. Теперь принц научился ценить в противоположном поле не только женскую красоту, но и человеческие качества, способности и талант. Вынужденно поселившись в Штатах, Малик открыл для себя, что женщины ни в чем не уступают мужчинам. Пойми он это немного раньше, его жена, вероятно, осталась бы с ним до сих пор. Но — увы! — последовав в Штаты за мужем, она настолько быстрее его восприняла американский образ жизни, что решила не упускать представившихся ей возможностей в новой стране. Все попытки Малика сдержать ее фонтанирующий энтузиазм не увенчались успехом и не смогли удержать жену на привязи. knizhnik.org Лучший подарок читать онлайн - Мэри БэлоуМэри Бэлоу Лучший подарок — Рождество — невыносимая скука, — сказала леди Энид Пинн, грустно вздыхая. — Положительно, нет никого, с кем можно развлечься, кроме родителей, теть, дядь, кузенов, и, ровным счетом, ничего интересного и веселого, что можно было бы делать с собственной семьей! Раздался сочувствующий ропот других молодых особ. — Я просто умру, — сообщила своим слушателям мисс Элспет Линч. — Если Возли останутся в городе на праздники, как они сделали в прошлом году вместо того, чтобы вернуться домой! Патриция Возли — моя самая близкая подруга, а Говард Возли так хорош собой… — она лукаво подмигнула своим компаньонкам, которые захихикали на ее высказывание. — Если бы только мне было шестнадцать, а не пятнадцать, — присоединила свою жалобу к остальным благородная мисс Дебора Латимер. — Родители, дяди, тети и их друзья замечательно проводят время в танцах на балах почти до рассвета, в то время как мы вынуждены уходить в детскую и ложиться спать… — А что относительно Вас, Граггс? — леди Энид повернулась к леди, которая молча что-то писала за столом в углу во время разговора. — Вы тоже находите Рождество скучным? Или у Вас есть интересные планы на праздники? Вам же больше шестнадцати лет, в конце концов. Молодые особы снова хихикнули, но на этот раз в их голосах слышалась жестокость. — У Вас много поклонников, Граггс? Действительно, расскажите! — присоединилась мисс Линч, делая большие глаза. Мисс Джейн Граггс оторвалась от журнала, который заполняла. Хотя это время было предназначено для выполнения школьных заданий, и должна была стоять абсолютная тишина — в этом плане школьные правила были весьма категоричны — она не стала их придерживаться сегодняшним вечером. Ведь это — последний школьный день перед Рождеством. Завтра все девочки разъедутся по домам: за некоторыми приедут родители, за другими — ливрейные слуги в роскошных каретах. — Я полагаю, было бы преувеличением говорить о моих поклонниках во множественном числе, Элспет, — ответила она. — Кроме того, как вы знаете, леди никогда об этом не рассказывают. — Но вы ведь не леди, Граггс, — сказала одна из младших девочек. В ответ на свою злую шутку, она получила лишь хмурые взгляды. Все знали, что Джейн Граггс не была леди, что она провела большую часть своей жизни в школе мисс Филлипотс для молодых дам, сначала как воспитанница, получая образование, за которое платил какой-то неизвестный благотворитель, несомненно, ее отец, а затем, когда ей исполнилось семнадцать, как учительница, хотя мисс Филлипотс использовала ее больше как служанку, чем как преподавателя. Все девочки брали пример с директрисы. Именам всех их учительниц предшествовало «мисс», за исключением Граггс. Они смотрели на нее со снисходительностью, иногда граничащей с дерзостью. Но была все же определенная граница, которую они не пересекали. Это было неблагородно — напоминать Граггс вслух, что она не леди. — Я думаю, — сказала Джейн Граггс, закрывая журнал и вставая из-за стола. — Мы сделаем исключение в связи с приближающимся праздником и на пять минут раньше закончим. Кто-нибудь возражает? Раздался веселый смех и восторженные возгласы молодых особ, которые тут же вскочили и направились к двери. — Счастливого Рождества, Граггс, — пожелала Дебора Латимер, последней покидающая классную комнату. Джейн Граггс улыбнулась и тоже пожелала ей счастливого Рождества. Она снова села, как только осталась одна, и принялась методично убирать со стола, а затем приводить в порядок письменные принадлежности, которыми пользовалась. А еще она пыталась проигнорировать тот факт, что приближалось Рождество. Бессмысленное занятие, естественно. Никого, чтобы развлечься, кроме теть, дядь, кузенов и родителей? Ничего веселого и интересного, что можно делать с семьей? Такое Рождество было невыразимо скучным? Джейн почувствовала выступающие слезы и безжалостно подавила порыв. Ах, если бы хоть раз в жизни, у нее могло быть такое Рождество! Она всегда ненавидела Рождество. Ребенком, а потом девушкой, она даже боялась его. Боялась одиночества, с которым жила изо дня в день, из года в год… Одиночества, которое мучило ее наиболее безжалостно именно на Рождество. Боялась пустоты. Боялась волнения других девочек, которые собирались домой и ждали, когда за ними приедут родители или слуги. Боялась отъезда мисс Филлипотс и остальных учителей, потому что она оставалась одна в пустой школе с немногочисленными слугами. Теперь ей было двадцать три года. Страх прошел. Но одиночество, неприкаянность и пустота остались. Она лишь читала и слышала о праздновании Рождества. У нее никогда не было семьи, и, как она узнала, свои первые годы она провела в довольно дорогом приюте. Она предполагала, хотя и не знала наверняка, что ее мать была, скорее всего, простолюдинкой, возможно, шлюхой, в то время как отец, явно был богатым человеком, который согласился содержать Джейн до того времени, как она вырастет и сможет сама зарабатывать себе на жизнь. Поэтому у нее никогда не было семьи, не было рождественских подарков и никакого Рождества в кругу этой семьи. Иногда ей приходилось себе напоминать, что ее зовут Джейн. Довольно простое имя, это верно, но ее собственное. Она так редко слышала его из чужих уст, что даже уже и не помнила, когда это было в последний раз. Это было особенно неприятно, потому что кто-то, вероятнее всего, мать, благословила ее неблагозвучной фамилией Граггс. Ребенком она мечтала о Рождестве, и мечты так и остались в ее душе, несмотря на то, что она уже давно вышла из детского возраста. Но все ли люди перестают мечтать с возрастом? И, неужели, жизнь была бы лучше, если бы нельзя было мечтать? Она мечтала о большом доме в три этажа с ярко освещенными окнами. В ее грезах всегда были сумерки, и толстым слоем лежал снег, создавая из деревьев и кустов волшебные картины. Внутри был огромный зал, высотой во все три этажа, украшенный гирляндами из вечнозеленых растений, с двумя большущими каминами, в которых весело потрескивали дрова. Это был дом, полный людей: счастливых и благородных. Все они любили ее. И всех их любила она. Как ребенок, она придумала им всем имена и внешность. И в ее воображении, она покупала или делала сама для каждого из них специальные подарки, и получала подарки сама. В ее мечте всегда была сценка из Рождества, сделанная из вырезанных деревянных фигурок, выставленная в окне, и в этом была основная прелесть семейного празднования. С трудом пробираясь сквозь снег, каждый Сочельник семья ходила в церковь и заполняла там много мест. Они всегда бежали и смеялись по пути назад, забрасывали друг друга снежками и, хохоча, кувыркались в сугробах. Контраст между мечтой и действительностью был почти невыносим, когда она была ребенком. Теперь стало терпимей. Джейн привела в идеальный порядок свой стол, и, взяв в руки журнал, прижала к себе, как самого дорогого друга. Она вышла из классной и поднялась по лестнице наверх, в свою аскетично обставленную комнатушку. Теперь она стала достаточно взрослой, чтобы понимать, что Рождество было всего лишь еще одним днем на листке календаря, таким же, как и все остальные. А ее мечты разобьет реальность раньше, чем учителя и девочки вернутся на весенний семестр. Она училась быть разумной. Она зажгла свечу в своей комнате, и, дрожа от холода, начала раздеваться. О, нет, она все понимала, но так и не научилась быть разумной. И одиночество не стало терпимее. Так и не стало… Но она училась делать вид, что ей все равно. Она училась притворяться, что стало терпимее. Она училась держаться, благодаря своим детским мечтам. * * *Сказать, что он раздражен, значило ничего не сказать. Он не любил Рождество. Он не любил его уже много лет, с тех, как стал взрослым. Все это было сплошной ерундой, как представлялось ему. Ему нравилось уезжать из города и прочих возможных мест празднования и веселья задолго до того, как начиналось это всеобщее безумие, и отправляться в Косвей, его имение, где он мог переждать этот период в тишине и здравомыслии. Неприятность состояла в том, что его семья знала об этом, и решила, что он может в это время позаботиться о нежелательных родственниках. Он мог сказать, что подобное случалось ранее. Но, определенно, это следовало прекратить, пока такое поведение его родственников не стало тенденцией. Иначе, он всю свою последующую жизнь будет сожалеть об этом. Его сестра и шурин в последний момент решили провести рождественские праздники с друзьями в Италии и избавились от незначительного неудобства в лице своей пятнадцатилетней дочери, просто сообщив ему (нет, не попросив, а именно сообщив), что она будет праздновать Рождество с ним в Косвее. Что, во имя всего святого, он должен делать с пятнадцатилетней племянницей в течение нескольких недель? Во всяком случае, на Рождество? Так он и спросил сразу же, и потребовал, что бы его сестра изменила свои планы, но она категорически отказалась и посоветовала просто найти кого-нибудь, кто ему поможет. Какую-нибудь женщину, у которой нет своих планов на Рождество. Кого-нибудь, кто будет счастлив провести праздники в Косвее, приглядывая за Деборой. И держать племянницу подальше от его жизни. Конечно, можно было позвать Агату. Но Агата, его дальняя родственница и старая дева, была приглашена провести рождественскую неделю с ее дорогими друзьями, Скиннерами, в Бате, и, хотя она не хотела причинять неудобства своему дорогому племяннику и внучатой племяннице, она, в тоже время, не могла разочаровать Скиннеров накануне Рождества. Когда карета виконта прибыла к школе мисс Филлипотс, он вышел из нее с недовольно-хмурым выражением на лице. Его настроение было под стать лицу. Он объявил, что немедленно желает поговорить с директрисой. — Дебора будет счастлива узнать, что ее дядя, виконт, лично приехал, чтобы проводить ее домой на каникулы, — любезно улыбаясь, сказала мисс Филлипотс. Его светлость искренне сомневался относительно этого. Особенно, когда племянница узнает, что ее родители уехали в Италию, не сказав ей ни слова. Он искренне сочувствовал девочке. И себе тоже. — Позвольте спросить, мисс, — обратился он без особой надежды. — Нет ли в Вашей школе какой-нибудь молодой особы, которая не уезжает на праздники? Кого-нибудь, кто мог бы стать компаньонкой для моей племянницы на Рождество? — Боюсь, нет, милорд, — ответила директриса. — Сегодня все наши девочки разъезжаются по домам. Виконт тяжело вздохнул. — Это была слабая надежда, — сказал он. — Я не слишком разбираюсь, как развлекать юных леди, мадам. — Или как праздновать Рождество, если на то пошло. А Дебора, несомненно, захочет его отмечать. Проклятье. — Это очень любезно с Вашей стороны предлагать свое гостеприимство еще одной юной леди, — сказала мисс Филлипотс. — Но единственная особа, которая остается в школе, кроме трех слуг, мисс Граггс. Имя подходило для старой девы с привычками тирана. Но виконт Бакли был в безвыходной ситуации. — Мисс Граггс? — заинтересовался он. — Одна из учительниц, — объяснила мисс Филлипотс. Несомненно, тиран. Бедная Дебора. Она, скорее всего, возненавидит его за вопрос, который он собирался задать. — Есть ли хоть небольшая вероятность, — спросил он. — Что она пожелает сопровождать нас в Косвей? — Я полагаю, она будет рада, милорд, — утешила его директриса. — Прислать ее к Вам? Я вижу, что подъехала карета сэра Хэмпри Бардса. — Она посмотрела в окно, которое выходило на вымощенный булыжником парадный двор. — Я вынуждена покинуть Вас, чтобы поприветствовать его. Виконт вежливо поклонился и прошел к окну, когда мисс Филлипотс покинула комнату, чтобы проводить очередную ученицу. Черт бы побрал Сюзанну и Мили! Как они могли уехать в Италию на Рождество, когда у них была дочь, о которой нужно заботься? И как они могли навязать свою дочь ему, зная, что он не празднует Рождество? Сюзанна всегда была ветреной, эгоистичной, в отличие от двух других сестер. Самой младшей, и к тому же, самой красивой… Он подозревал, что Сюзанна никогда не хотела иметь детей. На мгновение он вспомнил о своем ребенке. Он напомнил своему секретарю послать ей подарок? Хотя Обри, обычно, не надо было напоминать. Частью его работы было помнить то, что забывает его работодатель. Он повернулся, когда дверь за его спиной открылась. Вошедшая девушка не была старой, и, несмотря на имя, не была похожа на тирана. — Мисс Граггс? — спросил он. Она почтительно кивнула. Она не была старой вообще. Вероятнее всего, она было моложе его лет на пять или шесть. Довольно высокая, стройная, можно даже сказать, истощенная. У нее было бледное лицо и светлые волосы, уложенные на затылке в скромный пучок. Ее серое платье из дешевой ткани, наглухо застегнутое на пуговицы, не имело ни малейшего отношения к нынешней моде. Только глаза спасали от того, чтобы она полностью слилась с обстановкой. Темно-серые, с длинными темными ресницами. Глубина ее глаз вызвала в нем чувство, что большую часть времени она проводит наедине со своими мыслями. — Мисс Граггс, — он приблизился к ней на несколько шагов. — Я так понимаю, что Вы остаетесь в школе на Рождество? — Да, милорд, — неожиданно мягким и низким голосом ответила она. — Вы пойдете в гости? — продолжил он вопросы. — Будет кто-то по Вас скучать, если Вы уедете? Выражение ее лица не изменилось, но, все же, у него создалось впечатление, что глубоко внутри, там, где она живет по настоящему, она скривилась от его бестактности. — Нет, милорд, — сказала она. — Я — дядя Деборы Латимер, — сказал он. — Уоррен Нэш, виконт Бакли, к Вашим услугам, мадам. Есть вероятность убедить Вас поехать в мое имение в Гэмпшире? Моя сестра с мужем, родители Деборы, уехали в Италию, и оставили ее на мое попечение. Откровенно говоря, я не знаю, что должны делать пятнадцатилетние леди на Рождество. Мне просто необходимо найти для нее компанию, или, если хотите, компаньонку. Вы не согласитесь поехать с нами? Ее глаза вспыхнули. И больше ничего. Он еще не видел женщину, которая была бы так замкнута. Он всегда думал о женщинах, как об открытых книгах, в которых эмоции так же легко разобрать, как слова на страницах. У него раньше никогда не возникало проблем с пониманием того, что чувствуют или о чем думают его знакомые леди. — Да, милорд, — сказала она. Он ждал каких-то вопросов или условий. Но она больше ничего не сказала. Ее взгляд, как он заметил, был сосредоточен, но не на нем, а на какой то точке на его подбородке. Или где-то рядом… — Предполагаю, что Дебора стремится побыстрее уехать, — сказал он. — Как скоро вы можете быть готовы, мисс Граггс? — Полчаса? — предположила она. Полчаса! О господи, большинство его знакомых, предложили бы два-три дня. — Не могли бы Вы прислать ко мне Дебору? — попросил он, когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты. Черт бы побрал Сюзанну, думал он, слишком раздраженный, чтобы найти какую-нибудь более оригинальную фразу для порицания своей сестры. Как он должен преподнести такие новости племяннице? Мисс Граггс посмотрела на него так, как будто эта просьба не доставляет ей ни малейшего беспокойства. Ни на грамм. Проклятье!!! * * *Она никогда не отходила от школы дальше, чем могла дойти пешком. Она никогда не ездила в карете. Она никогда не находилась в компании джентльмена дольше, чем одна-две минуты, не считая времени, когда в качестве примера танцевала с учителем танцев. Ее приглашали быть партнершей, когда ему нужно было показать новые фигуры воспитанницам, к которым ему строго-настрого было запрещено прикасаться, а больше никто из преподавателей не желал терпеть его липкие руки и гнусавую лесть. Она не была уверена, радоваться ей или огорчаться. Сначала она была ошеломлена и поражена. Она едет на праздник. Она встретит Рождество в поместье в Гэмпшире. В доме виконта Бакли. Она не останется в школе одна, как всегда было на ее памяти. А затем она разволновалась. Ее зубы выбивали дробь, руки дрожали, а мысли мелькали с головокружительной скоростью, пока она укладывала свои скромные пожитки в чемодан, который одолжила ей мисс Филлипотс. Теперь, после того, как улеглось первое волнение и переполнявший ее восторг от роскоши богато украшенной кареты, плавно покачивающейся на ухабах, ничего больше не могло скрыть напряженной тишины, повисшей между тремя путешественниками. Неестественная, гнетущая тишина. Дебора была угрюма и недовольна. Джейн не винила ее за это — девочка только что узнала, что родители уехали отмечать Рождество, а ее не взяли. Но в то же время, Джейн опасалась, что часть этой мрачности Деборы была вызвана тем фактом, что ей навязали в качестве компаньонки Граггс, учительницу, которая не была в действительности леди. Виконт просто молчал. Джейн сомневалась, что он ощущал неловкость. Но она чувствовала ее. Это было ужасно. У нее не было никакого опыта общения с мужчинами. Виконт Бакли подавлял ее своим мужским началом. Он был темноволос, не намного выше ее, худощав. Она предположила, что он весьма хорош собой по любым стандартам. Хотя она видела не так много мужчин в своей жизни. Он казался ей самым красивым из всех, кого она знала. И очень мужественным. Она была растеряна и слегка напугана. — Мы почти на месте, — сказал он, поворачиваясь к Деборе. — Ты почувствуешь себя лучше после чашечки горячего чая. — Я не буду чувствовать себя лучше, — пробурчала в ответ племянница. — Я ненавижу Рождество. И еще ненавижу маму и папу. Джейн посмотрела на девочку. Ей захотелось взять ее за руку и сказать, что у нее есть, по крайней мере, дядя, который готов принять ее. Во всяком случае, у нее был хоть кто-то родной, и было куда поехать. Но такое сочувствие, как ей казалось, вряд ли успокоило бы ее ученицу. — Если это тебя утешит, — сказал дяде девочке. — То, на данный момент, они и мои не самые любимые люди, Дебора. — Это означает, как я понимаю, что Вы не в восторге от того, что меня Вам навязали, — страдальчески промолвила девочка с мрачным выражение лица. — Все знают, что Вы не верите в Рождество, дядя Уоррен. — Ладно, — вздохнул тот. — Я посмотрю, что можно будет сделать для тебя в этом году, Дебора. А вот и дом. Всегда такое удовольствие видеть его в конце долгого путешествия. Джей не слышала больше ни слова из беседы, если даже она и продолжалась. Она глядела на дом. Построенный в середине прошлого столетия, он поражал классической симметрией линий, создававших обманчивое впечатление незамысловатой простоты: прямоугольной формы, из светлого камня, высотой в три этажа, с куполообразной центральной частью и выступающим портиком с широкими мраморными ступенями, ведущими к высоким двустворчатым дверям. Он был большим и еще более великолепным, чем дом ее мечты. Только не было снега, лишь голые деревья и пожухлая трава на цветочных газонах. Но, тем не менее, все так напоминало дом ее фантазий, что у нее перехватило дыхание. Это и есть Косвей? В этом доме она должна провести праздники? Она внезапно поняла, что тесно прижалась к окошку кареты и пристально уставилась на дом. А так же осознала, что ее спутники молчат. Она повернула голову и встретилась взглядом с темными глазами виконта. Она снова размечталась и оказалась в своем тайном мире, в глубине своей души, где не имело значения, что в реальном мире ее не замечали, и, что в этом реальном мире нет никого, кто бы ее уважал или любил. Этот тайный мир она обнаружила еще совсем маленьким ребенком. knizhnik.org Читать онлайн "Подарок (СИ)" автора Плен Александра - RuLitАлександра Плен Подарок «Я сейчас умру». Ну вот, наконец хоть одна разумная мысль проявилась в моей больной стукнутой голове. Несколько секунд назад самолет основательно тряхнуло и меня крепко приложило об иллюминатор. До этого момента я отупело наблюдала за всем этим бедламом. И где же вся жизнь, которая должна пронестись перед моими глазами в последние секунды перед смертью? Перед глазами упорно маячило кресло с воткнутым рекламным проспектом и периодически проявлялся сосед слева, который настойчиво пытался кому-то позвонить, у телефона были наверное другие планы, так как выскальзывал он из трясущихся рук регулярно. Я могла бы подсказать, что на высоте десяти километров сотовую связь телефону не обнаружить никак и все это бесполезно. Но пусть лучше занимается этим, чем в панике носится по салону, как большинство пассажиров. Когда замолчали оба двигателя и наступила тишина — только дурак не сообразил бы, что происходит что-то необычное. Я то дурой не была. И в школе, и в институте училась вполне прилично, поэтому результат отказа двигателей представляла четко. Но было по-детски обидно — умереть в 32 года, это верх подлости и несправедливости. Такая подстава — последнее, что увидеть в жизни рекламу шампуня для волос. Оставалось может несколько секунд жизни. Прискорбно… Отпуск удался. Первой мыслью стала «Я существую, я себя помню! Наталья Воронина, 32 года, Москва, Россия, улица Орловская, дом 50. кв. 45. Мама. папа, сестра, друзья, работа». Правда что-то постоянно исчезало из памяти, я чувствовала, просачиваются как через решето воспоминания, растворяется в небытии что-то дорогое, близкое, и я становлюсь меньше и легче, истончаюсь как проколотый шарик. Не хочу! не хочу забывать! Я постоянно твердила как заведенная — Наталья Воронина, 32 года, Москва, Россия…Вокруг меня звучали мысли, вспыхивали эмоции, проносились обрывки чьей-то памяти, отголоски страха, боли. Все смешалось. перепуталось. Меня стало тянуть как магнитом куда-то в центр, к чему-то родному, ласковому и прекрасному. Оно меня любит, оно ждет… Меня окутало неимоверной заботой и покоем. Приблизиться, раствориться, растаять в бесконечности… исчезнуть? нет, не дождетесь! я сопротивлялась как могла, упрямства во мне было всегда с излишком, Наталья Воронина, 32года, Москва… А что это Москва? Где это? Я испугалась, еще чуть-чуть я меня поглотят и я перестану существовать как личность, как отдельная единица. Вдруг на краю сознания пронесся обрывок голоса/звука/мысли. «И как это понимать? Что делала самолете нейтральная условно светлая? На борту были только проявленные темные». «Это случайно. Ошибка в расчетах. ты же знаешь, что нейтралы не определяются как светлые или темные, нет у них ярко выраженных хороших или плохих поступков, поэтому при определенных условиях они могут попадать в расходники, у нее сработал фактор внезапности» Это про меня что ль? Мне вдруг представились двое коммутаторов на телеграфе. которые сортируют входящих и исходящих. Я заинтересовалась, попыталась вычленить этот голос из многих, отлетела/переместилась ближе. Да, еще помню как оказалась на борту этого самолета, только благодаря своему абсолютному упрямству и настойчивости. «И что теперь с ней делать? Ей еще себя проявлять, назад не вернешь уже»… «Куда-нибудь пристроим»… «Так, характеристики, темперамент, личностные качества, характер, принципы… Все, нашел, в системе Альфа51 срочно требуется женская душа, нужные характеристики совпадают. надеюсь она достаточно уже здесь, чтоб все забыть?» «Конечно, память приведена в нулевое состояние. Начинаем переброс»… Это у меня что-ль нулевое состояние? Я не дала поглотить себя панике. Наталья Воронина… 32… или 33 года, мама, папа, отлегло, что-то помню… Вспышка, и я опять перестала существовать… Было ужасно больно, когтями рвало грудь, горло горело огнем, зверски болела голова…Я лежала на чем-то твердом и мокром, острые камешки впивались в спину. Холодно… Как же дико холодно… Спустя какое-то время пришло понимание, у меня есть тело и оно мучительно болит… Что произошло? Вокруг меня суетились люди, Кричали, На меня? Друг на друга? Пока я ничего не понимала. В первые секунды я судорожно старалась не забыть, кто я… Наталья Воронина, 32 года (вроде), Москва… Помню! Ура! Какое счастье помнить. Потом, немного успокоившись, я начала различать звуки, звуки через какое-то время начали складываться в слова… Понимание приходило постепенно. Мужской грубый «Вы с ума сошли? Что скажет льера?» Тоненький (мальчишеский) «Она сама захотела, мы отговаривали, она прыгнула в самый омут, мы не при чем», хныканье… «Святая Мать, а если она не очнется? Завтра помолвка, нас растерзают. Что будет!» Больно ударили по щеке, раз, второй. www.rulit.me |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|